Александр Щербаков — генерал-полковник и известный партийный функционер. Он был одним из доверенных лиц Сталина. По поводу его личности можно услышать самые разные воспоминания современников. В период ВОВ он занимал множество постов. При этом даже когда враг вплотную приблизился к столице, Щербаков не поддался панике, охватившей многих его коллег. В то же время многие видные представители интеллигенции считали его одним из идеологов антисемитской истерии военного и послевоенного времени, а Корней Чуковский окрестил его сталинским мерзавцем.
Молодые годы
Щербаков Александр Сергеевич родился в 1901 году в городе Руза, в семье рабочего. Через некоторое время он вместе с родителями переехал в Рыбинск. Как и другие мальчишки пролетарского происхождения, Александр начал работать в 11 лет. Сначала он устроился разносчиком газет, затем фальцовщиком в типографии, а позже был рабочим на железной дороге.
Дмитрий с восторгом встретил известие о революционных событиях в Петрограде и в 1917 году, будучи 16-летним мальчишкой, вступил в Красную гвардию. Спустя год его приняли в комсомол и направили работать по линии РКСМ сначала в Рыбинск, а затем в Москву, где он вскоре стал членом ЦК этой организации. В конце 1918 года Щербаков вступил в ряды Компартии и оставался убежденным коммунистом до конца жизни.
Рождение и взросление
Ладожское озеро, золотая Дорога жизни для закрытых в блокаде Ленинграда людей, стала судьбой не только для всей страны, но для перевозчика грузов Василия и регулировщицы дороги Марии. Стандартная зимняя смена шла к концу, когда одна из груженых машин вдруг стала проваливаться под лед прямо на глазах юной Маши. Девушка быстро кинулась к кабине тонущего ГАЗа и вытащила его водителя из воды. Так познакомились родители Бори Щербакова, Василий Захарович и Мария Михайловна.
Молодые люди поженились, а война окончилась, в семье стали появляться дети. 11 декабря 1949 года Ленинград пополнился еще одним новым жителем – в свет явился сын Василия и Маши – Боря. Мальчик рос белокурым, подвижным, не сидел дома. Да и где было сидеть, в одной комнате обитали папа, мама, еще один брат и сестра. Зато окна выходили прямо на море, и юный Боря, когда был дома, любил смотреть на волны и мечтать, как будет плавать по ним капитаном.
Однако до мореходки было далеко, и растущий ленинградец ходил в школу, гонял с друзьями по улицам, не пропускал веселые шалости. Чего стоит затея обрадовать учащихся радостной музыкой на всю мощь, заигравшей неожиданно прямо во время уроков по всей школе. Отчаянным хулиганом не был, но до примерного точно было далеко. Пятерки получал только по литературе да физкультуре, другие предметы учил только как обязанность. Зато успешно посещал драматический кружок, не думая оставаться в этом на всю жизнь.
Так наступили 12 лет. Однажды в школу заявились незнакомые люди и стали просматривать один за другим сверстников Бори. Говорили, что снимают какой-то фильм. А еще, что нужен белокурый, с веснушками. Боря и пошел. И выиграл кастинг на заглавную роль в детском фильме про маленького героя послереволюционной России.
Красивое лицо мальчугана вместе с уверенным характером сделали советский фильм особенным, поклонники и сегодня могут убедиться в этом, посмотрев картину «Мандат». Снял ее, кстати, Николай Лебедев, тот, что впоследствии снимет «В моей смерти прошу винить…».
Борис Щербаков в детстве. Кадр из фильма “Мандат” 1963 года
Событие изменило жизненную биографию мальчика навсегда. Съемки ему так понравились, что он понял, жизнь обязательно заиграет гораздо более яркими красками, если он откажется от участи морского капитана и станет служителем другой стихии – сценической. Судьба ленинградца Бориса Щербакова была решена.
Работа в партаппарате
В 1924 году Александр Щербаков окончил Коммунистический университет им. Я. Свердлова. Следующие 6 лет он работал на разных должностях в партаппарате Нижегородской губернии (завотделом и секретарем райкома, заведующим отделом губернского комитета КП, секретарем окружкома и пр.).
В 1930 году Щербакова направили учиться в Институт красной профессуры, а после его окончания перевели на работу в аппарат ЦК. Там ему удалось попасть в поле зрения Сталина и довольно быстро войти к нему в доверие.
Работа в Союзе писателей
В 1934 году Сталину понадобился надежный человек для контроля за действиями Максима Горького. Щербаков показался ему подходящей кандидатурой. По его рекомендации он был избран первым секретарем Союза писателей. Таким образом, Максим Горький, который был председателем этой организации, стал возглавлять ее лишь формально, а все административные, политические и хозяйственные вопросы решал сталинский комиссар. Ладить с именитыми подопечными Щербакову было нелегко. Однако, когда он однажды пожаловался «хозяину» на трудный характер литературной братии, Сталин ответил, что у него других писателей в стране нет и нужно работать с теми, которые есть.
Личная жизнь
Личная жизнь Бориса Щербакова сложилась давно. Много лет артист женат на Татьяне Бронзовой. Его жена – не только актриса. Она и писатель, и заведующая труппой МХАТа 1991-2001 годов. Ушла вместе с мужем, когда Олег Табаков не продлил с ним контракт.
Свадьба Бориса Щербакова и Татьяны Бронзовой
Студенты Щербаков и Бронзова встретились и полюбили друг друга в Школе-студии. Они воспитали единственного сына Василия, который получил два высших образования: юридическое и режиссерское.
Жена прощала Щербакову постоянные измены. Об артисте и его женщинах ходили легенды, но Татьяна терпела, сохраняя семью. Она даже испытывает некоторую гордость от этого факта: Татьяна Щербакова утверждает, что просто не стала бы жить с мужчиной, к которому окружающие женщины безразличны.
Борис Щербаков с женой и сыном
В 1983 году у актера был громкий служебный роман: с Людмилой Нильской на съемках картины «Никто не заменит тебя…». Людмила переживала, что за ней ухаживает женатый мужчина, но тот делал это настолько галантно, что актриса не устояла. Татьяна Щербакова по-другому описывает этот роман. С ее точки зрения, Людмила после перерыва в творчестве решила вернуть себе известность с помощью скандала.
После съемки совместных видеоклипов Борису Щербакову приписывали и роман с Любовью Успенской, но эти слухи актер резко опроверг.
Борис Щербаков с женой
В 2006 году у супруги актера диагностировали рак. Началось изнуряющее лечение, во время которого Щербаков поддерживал Татьяну. Болезнь до конца не отступила, но благодаря жизнелюбию и энергии Бориса Васильевича его жена продолжает смотреть в будущее с оптимизмом. Фото любящих супругов появляются в прессе, свидетельствуя о нежных чувствах, которые питают друг к другу Борис и Татьяна.
Отношения с Горьким и поездка в Париж
В одном из писем Сталину Александр Щербаков сообщает о трудностях в работе с великим пролетарским писателем, который «делает ошибки», недооценивая роль писателей-коммунистов. В то же время комиссар Союза писателей докладывает, что ему все же удалось преодолеть холодность Горького и тот прислушивается к его советам.
Летом 1935 года во французской столице состоялся Международный писательский конгресс в защиту культуры. Советскую делегацию, в состав которой входили М. Кольцов, И. Эренбург, Н. Тихонов, А. Толстой, Б. Пастернак, Г. Табидзе и И. Микитенко, возглавил Александр Щербаков.
Отрывок, характеризующий Щербаков, Василий Фёдорович
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.] (Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.) – C’est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d’avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J’en sais quelque chose. N’est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел. Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему. «Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою. В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения. «Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!» Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой. Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?» Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость. В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы. Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д. – Так таки и не пошло дальше, чем «Сергей Кузьмич»? – спрашивала одна дама. – Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого. – Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь. – Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c’est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…] Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!» Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах. Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности. «Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его. То вдруг ему становилось стыдно чего то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой то голос, чей то знакомый голос, слышится и говорит ему что то другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя, когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты рассеян, мой милый. Князь Василий улыбается, и Пьер видит, что все, все улыбаются на него и на Элен. «Ну, что ж, коли вы все знаете», говорил сам себе Пьер. «Ну, что ж? это правда», и он сам улыбался своей кроткой, детской улыбкой, и Элен улыбается. – Когда же ты получил? Из Ольмюца? – повторяет князь Василий, которому будто нужно это знать для решения спора. «И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер. – Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом. От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену, когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, – подумал он. – Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».
В 1936-1940 годах
В 1936 году Щербакова направили в Ленинград 2-м секретарем обкома КП. Непосредственным шефом Александра Сергеевича на этом посту был Жданов. В 1937-1938 годах его назначили руководить Восточно-Сибирским (Иркутским) обкомом партии, где он «успешно» провел массовую чистку кадров, обвинив местных коммунистов в организации троцкистско-правой контрреволюционной организации.
За активность и принципиальность в борьбе с врагами в 1938 году Александр Сергеевич был назначен первым секретарем Сталинского (ныне Донецкая область) обкома партии. На этом посту он сменил латыша Э. Прамнэка, объявленного врагом народа. Следующей карьерной высотой, которая была без штурма взята Щербаковым, стал пост первого секретаря МК и МГК. Предварительно с них был смещен арестованный «вредитель» А. Угаров, которого обвинили в саботаже, повлекшем трудности с доставкой овощей и картофеля в столицу.
В то же время доверие Сталина не было безграничным, и при Щербакове в качестве комиссара постоянно находился Д.М. Попов.
После МХАТа и сейчас
Без работы бессменный МХАТовец не остался. Его стали приглашать в известные антрепризы, где он с блеском играл с популярными коллегами Марией Ароновой, Татьяной Догилевой, Валентином Гафтом. Это спектакли «Свободная пара», «Не отрекаются любя», «Подкаблучники». Параллельно актер примерил на себя роль телеведущего и опыт оказался очень успешным. С 2007 по 2014 год он радовал россиян хорошими словами в передаче «Доброе утро» на 1-ом канале. С 2015-го ведет свою передачу «Последний день», канал «Звезда», о нескольких месяцах и днях перед смертью известных людей.
Красивый голос артиста часто просят «одолжить» для озвучивания и дубляжа иноязычного кино. Например, его голосом говорит Брюс Уиллис в фильмах «Гудзонский ястреб» и «На расстоянии удара». А также Жан-Клод Ван Дамм в боевиках «Некуда бежать», «Уличный борец», «Максимальный риск». И даже Кевин Спейси в картине «Эдисон».
Кроме всего, вырос и выучился на режиссера сын актера Василий Щербаков. Вместе отец с сыном уже сняли один проект «Саперы», 2007 год. Идет работа над документальным фильмом о знаменитой, нашумевшей банде «Черная кошка». Любимый артист полон энергии и планов, оптимистичен и по-прежнему любим поклонниками и дорогой семьей.
Перед войной
Безупречная партийная биография Александра Щербакова в 1940 году оказалась под угрозой, хотя он прилагал все усилия, чтобы угодить Сталину. В 1940 году его едва не сняли с поста за невыполнение госплана московскими авиационными заводами. Однако гроза прошла мимо. А. Щербакова спасло то, что столичная промышленность находилась в ведении непосредственно 2-го секретаря Попова.
В 1941 году Александра Сергеевича ждал еще больший карьерный взлет. В начале мая он стал секретарем ЦК, а затем кандидатом в члены Политбюро и руководителем Советского информбюро.
В годы ВОВ
Когда в 1941 году враг был на подступах к столице, Щербаков проявил завидное мужество, и своими жесткими и энергичными действиями заставил многих сограждан прекратить панику. 17 октября он выступил по радио, призвал москвичей защищать родной город до последней капли крови, а затем стал железной рукой пресекать попытки некоторых партийных функционеров покинуть столицу.
В июне 1942 года А.С. Щербаков был назначен на должность начальника Главного политуправления Красной армии. Наряду с этим в 1942-1943 годах он был уже замнаркома обороны СССР, а в 1943-1945 годах занимал также пост заведующего отделом международной информации ЦК. Несмотря на высокие воинские звания, Александр Сергеевич был кабинетным работником и даже в разгар войны избегал выезжать на фронт. Многие факты подтверждают его активное участие в антисемитской компании, охватившей страну в последние годы войны.
Александр Щербаков (депутат верховного совета СССР и генерал-полковник) умер от обширного инфаркта ночью 10 мая 1945 года после застолья с соратниками. Его прах кремировали и поместили в Кремлевскую стену. В его честь до 1957 года город Рыбинск носил название Щербаков.
Александр Щербаков был женат. Его жена Вера Константиновна Щербакова — инженер-связист. В браке у них родилось три сына:
- Александр — лётчик-испытатель;
- Константин — российский киновед и писатель;
- Иван — учёный-физик.
Теперь вы знаете о том, какую биографию имел один из самых молодых сталинских «вельмож». Имя А.С. Щербакова навсегда вписано в историю СССР.
От взлетов к спускам и обратно
Творческая биография Щербакова-артиста не менее бурная и богатая, как его семейная личная жизнь. С момента первой своей роли в детстве мэтр отыграл уже порядка 200 фильмов. Половину из них он называет простой службой, работой по контракту. Но вторая половина включает лучшие работы мастера.
Кадр из фильма «Берег»
Прежде всего, гордость актера – кинолента «Берег», за нее артист был удостоен Государственной премии СССР, высшая награда за творческие и научные достижения. Фильм вышел в 1983 году, рассказывал о послевоенной встрече писателя, участника Второй Мировой, и немки, которую он встретил во время войны и был влюблен.
Три фильма Борис Васильевич любит лично, как свои самые сильные работы: «10-ть лет без права переписки», «Воры в законе», «Криминальный квартет». Все фильмы сняты столь качественно, что в любое время и эпоху будут смотреться на одном дыхании, даже сейчас. В них и советское прошлое, и беспредел 90-ых, и мужская дружба, и трагичная любовь. К этим фильмам поклонники смело добавляют еще несколько таких же картин – «По прозвищу «Зверь», «Взбесившийся автобус», «Барханов и телохранитель».
По прозвищу «Зверь
Один фильм у мэтра в любимчиках из-за особой атмосферы и труда, что было в него вложено. Это «Жених из Майами». Феерический образец постперестроечных, снятый артельной киностудией. Многим работа показалась несерьезной, но Борису Васильевичу она дорога, как бесценный опыт и память о необычных днях. Среди других кинолент самые запоминающиеся:
- «И снова Анискин», 1977;
- «Следствие ведут ЗнаТоКи, эпизод 14», 1979;
- «С любимыми не расставайтесь», 1979;
- «Через тернии к звездам», 1980;
- «Случай в квадрате 36-80», 1982;
- «Гостья из будущего», 1984;
- «Лиловый шар», 1987;
- «Мой лучший друг – генерал Василий, …», 1991;
- «Тихий Дон», 1992-2006, сериал;
- «Солдаты», 2004-2007, сериал;
- «Легенда № 17», 2012;
В кино Васильевич снимается до сих пор.
Кинематография далеко не первая его стезя. Основное призвание артиста – театральная сцена. Именно в перерывах между ней он отвлекается на кино. Главные же свои роли он сыграл на подмостках любимого МХАТа на протяжении 30 лет. Там с 1972 по 2003 год он побывал и Санькой в «Сталеварах», и Валентином из «Валентин и Валентина», Момыш-улы, «Волоколамское шоссе», Лопахин, «Вишневый сад», Тригорин, «Чайка». И еще более десятка ролей под руководством бессмертного Олега Ефремова.
В 2000 году Олег Николаевич умер, театр перешел к Олегу Павловичу Табакову. Три года Борис Васильевич Щербаков провел в тяжелых условиях недомолвок и ожидания увольнения. Новый руководитель собирал свою команду, а чета Щербаковых очень была преданна Олегу Ефремову. Гром, все же, грянул. В 2001 году Табаков не стал продлять ежегодный контракт с Татьяной Щербаковой, заведующей труппы, а в 2003 – и с самим Борисом Васильевичем.